Чаепитие с домовым

В парке живут тайны *i На подходах к артемьевской горке – белое безмолвие. Ни души и в близлежащих Горбылях, куда через поле от тракта приводит исправно утрамбованная почтальонская тропка. В самой же усадьбе за господским домом с распахнутой входной дверью и снегоходом у подъезда натужно голосит электропила, трещат сучья. Хозяин со товарищи берут на абордаж огромную липу. Наверняка она помнила первых владельцев имения из рода лихих конников Селифонтовых. Артемьево пожаловал им за верную ратную службу Отечеству царь Михаил Романов. Ствол великанши давно прогнил, треснул, опасно накренился. Отжила свое, голубушка, как ни жаль хозяину, пора валить от греха подальше. Рабочих у Александра Ивановича Бирюкова – раз-два и обчелся, главная ударная сила операции он сам. Липа не поддается, идут в ход веревки... Верхний парк светлый, ухоженый. Пока идем к дому, хозяин посвящает в свои планы. Постепенно убрать подлесок по всему парку, ольху, осину, даже березу, чтобы лет эдак через сотню привести парк, по периметру обнесенный валом и рвом, как он говорит, «в первоначальное дубово-липовое состояние». Игра стоит свеч: одних только старых дубов здесь целая сотня. Даже для такого бывалого человека, как Бирюков – выпускника МГУ, геолога с изрядным стажем странствий по сибирским и дальневосточным просторам, – артемьевский парк – загадка из загадок. Дубы на такой широте в Европе растут плохо – каково происхождение этой естественной аномалии? Откуда вода в пруду? Если из родников, то что за сила вопреки законам физики поднимает ее на вершину холма, самого высокого в округе? И что за курганы в парке, сторожевые? Или погребальные? Возможно, где-то здесь и был похоронен недальний родственник Селифонтовых – всевластный кабинет-министр Артемий Волынский. О спрятанной якобы в Артемьеве картине с изображением его крамольного родового древа писал в романе «Слово и дело» Пикуль. Выдвиженец Петра Великого Волынский попал в суровую опалу и был казнен при Анне Иоановне. Кичился тем, что род его старше Романовых и даже будто бы российский престол собирался занять. – Могила царедворца, а также картина родового древа пока не обнаружены, – непринужденно меняет тему наш собеседник, предлагая почаевничать. *s ...И сто телег навоза *i Обсудить нам, конечно, есть что. Не меньше полусотни старинных загородных усадеб лежат в руинах по всему Верхневолжью, и никто не знает, как к ним подступиться. В Артемьеве же усадебный образ жизни возрождают. Как видно, ничего не имея против такой постановки вопроса, отхлебывая кофеек, Александр Иванович первым делом уточняет, что речь надо вести вовсе не о каком-то «доме отдыха в стиле ретро», как писали некоторые газеты. Есть у него собственная модель хозяйствования. Вычислил он ее по губернским статистическим отчетам на конец XIX и начало следующего столетия, когда в 1909 году усадьбу у прежних владельцев Селифонтовых-Чавчавадзе перекупил их управляющий – прадед Александра Бирюкова Дмитрий Николаевич. Сей местный чеховский Лопахин применял шестипольный севооборот; выпасов и крупного рогатого скота у него было по меньшей мере столько, чтобы на десятину пашни неукоснительно вывозилось в году сто телег навоза. Сено на хранение прессовали; на конной тяге не только жали, но и молотили. Тот опыт, коему правнук хотел бы следовать, называет он «гармоническим». Хозяйствуя с прибылью, землю, лошадей берегли пуще глаза. Ну а сама прибыль шла «на обустройство жизни в согласии с идеалами». Этим Артемьево и отличалось от большинства окрестных крестьянских хозяйств, что существовали главным образом «для поддержания штанов». В Артемьеве перед революцией было около пятисот десятин земли. У нынешнего хозяина такого размаху нет. Но судя по всему действует он по примеру предков – с головой. Вот уже лет семь-восемь арендует у местной сельской администрации полтора десятка гектаров земли. Соток пятьдесят – хорошо удобренный огород, где растет все, от картошки до репы и бобов. Остальное – сенокосные угодья, естественные или засеянные многолетними травами. В усадьбе телефон, есть компьютер с выходом в Интернет. Водопроводные трубы, между прочим, – полиэтиленовые, на морозе не лопаются. Правда, могут промерзать, но тогда идет в ход паяльная лампа. Есть камин, а на кухне – только что сложенная, еще не беленная, громадная русская печка конструкции местного умельца дяди Вовы – с лежанкой, но без пода, растапливается как городская голландка. Отопление во всех двух дюжинах комнат печное, в морозы не протопить. Так что жизненное пространство в январе пришлось сузить до кабинета и кухни. Есть несколько пустующих комнат для гостей из тех, кому подходит сервис, по словам хозяина, «на уровне пионерского лагеря»: стол, стул, кровать, даже тумбочек пока нет». Сперва Александр Иванович пытался делить собственную жизнь между Москвой, где обитает семья, и Артемьевым. Не получилось. Теперь переехал сюда на постоянное жительство. Предпочитает артемовский домовой, чтобы родичи почаще его здесь навещали. В феврале гостил отец Иван Вячеславович, профессор, доктор технических наук, и средняя из трех дочерей Александра Ивановича, Маша, студентка, будущий инженер-путеец – кстати, в деда и прадеда. Знакомств без разбору хозяин не заводит, но репутация у него человека легкого на подъем. Бывает в Мышкине, дружит с Гречухиным, с музеем, знает местную злобу дня. Недавно стал членом районного общественного собрания. Тоже семейная традиция. Тот Бирюков, Николай Андреевич, что в середине позапрошлого века из дворовых дослужился у Селифонтовых до управляющего имением, стал потом одним из первых мышкинских земцев... *s Эта странная коммуна *i Для полноты картины надо сказать, что одна из комнат первого этажа отведена здесь под каптерку: стройке конца не видно. Хотя общее состояние дома, не вдаваясь в подробности, Бирюков дипломатично определяет как удовлетворительное. Так хорошо сохранился усадебный дом не потому, что спасали толстенные, в четыре кирпича, стены: революция и не такие крепости превращала в груды мусора. По одной из версий краеведов, хозяйственные Бирюковы весьма находчиво защищались от новой власти, скорой на расправу. Объединились... в коммуну. Главными коммунарами были они сами, да их соседи – зажиточные крестьяне и родичи Кувалдины. В светлое будущее вел их присланный для укрепления Советской власти на селе большевик Широков. Остальные товарищи коммунары из уездного партсовактива числились только на бумаге. Странная то была коммуна, без обобществления личных хозяйств. Молоко с крестьянских подворий шло на маслобойню и сыроварню, устроенные в подвалах барского дома. На усадьбе в целости и сохранности были тогда каменные конюшни – от Селифонтовского конезавода, скотный двор, кузница. Нетрудно догадаться, что век такого новшества не мог быть долгим. На исходе НЭПа прадеда арестовали как «крупного землевладельца и эксплуататора». Судьба оказалась милосердной к усадьбе и после того, как коммуну прикрыли. В середине 30-х годов здесь открылась школа сельской молодежи, тоже мало похожая на типовое советское заведение, хотя бы тем, что был в школе свой театр. Режиссером и премьером на тех подмостках был директор школы, воспитанник истфила Московского университета, в молодости собеседник Л. Н. Толстого, последователь его этики, выходец из духовного звания Дмитрий Иванович Петропавловский. В сорок первом году школа потеснилась, уступив первый этаж ленинградским детдомовцам. Петропавловский написал воспоминания, их хранит Мышкинский народный музей. Александру Ивановичу есть с кем поговорить о тех временах и без посредников. Через дорожку в доме с большим садом живет дочь Петропавловского Валентина Дмитриевна, старая учительница. Ее супруг Александр Георгиевич Долбилов, известный садовод-опытник, был последним директором здешней школы, закрытой после перестройки. Окрестные деревни до того обезлюдели, что учить стало некого. *s Без лошади не бывает усадьбы Тогда-то и выставили Артемьево на аукцион. Со второго захода купил имение ярославский предприниматель Александр Суровцев, с видами на прием в этих стенах туристов и отдыхающих. Вскоре явился и его тезка Бирюков. Сперва стали совладельцами. А затем, после долгих переговоров, Бирюков стал здесь единоличным хозяином. В конце нашего разговора он принимал книжные, мышкинско-ярославские, дары. Народный музей прислал пару экземпляров только что изданного многолетнего труда ярославского историка Павла Матвеевича Широчина «Дворяне Селифонтовы, крестьяне Бирюковы и Кувалдины». Писатель Герберт Кемоклидзе презентовал свою книжку «Грузинский акцент Ярославля» – с дарственной надписью Александру Бирюкову, благодарственными словами «за сохранение символа родства двух народов». Под занавес XIX века внучка генерал-майора Михаила Петровича Селифонтова, того самого, что командовал конницей Ярославского ополчения 1812 года, вышла замуж за штабс-ротмистра гусарского полка князя Арчила Чавчавадзе. И тот получил Артемьево от невесты в приданое. Об этой встрече старинных родов и рассказывает Кемоклидзе в главе «Мышкинский дворянин Чавчавадзе». В конце ее автор решил немного пофантазировать о будущем усадьбы. А мы не отказали себе в удовольствии прочесть вслух то место, где туристу предлагают богатую княжескую карету с шестеркою породистых лошадей. В Артемьеве встречает его степенный мажордом, знающий все тонкости дворянского быта. Он предлагает гостям пожить здесь, покататься верхом, а после возвращения с прогулки отведать изысканной снеди, запивая французским вином «Мадам Клико». – Хорошо излагает! – весело поддакнул, выслушав это, Александр Иванович. Под впечатлением от захватывающих картин грядущего поговорили напоследок о лошадях. Если Селифонтовы и Чавчавадзе держали известный и за пределами губернии конный завод, то и Бирюковы были прирожденными лошадниками. Если спросить у Александра Ивановича кличку любимой лошади прадеда, умершего в 1929 году, то много занятного в ответ услышите про легендарную Цыганку, что бежала вровень с поездом. От прежней конюшни остался один фундамент. Под новую приспособили опустевший школьный интернат. По злой иронии судьбы год Лошади в наших краях не благоприятствовал как раз лошадям и коровам. После летней суши сена не хватало. Нечего было и рассчитывать от зимней бескормицы спасаться экономией по мелочам. И Бирюков продал крупный рогатый скот, чтобы сохранить лошадей. – Без них усадьбы нет и быть не может, – сказал на прощание. Пошел доваливать липу. А гостя до берега Сутки сопровождал вполне дружелюбным лаем эскорт – компания гончих, борзых, мохнатых водолазов. Суматохи было куда больше, чем грусти по поводу расставания. И только ньюфаунленд Джесси успела выразить свои чувства определенней. Все тыкалась носом в перчатку. Мол, куда спешишь, оставайся, погуляем на просторе. На снимках: Дмитрий Бирюков, в начале ХХ века перекупивший Артемьево у дворян Селифонтовых-Чавчавадзе; зимний пейзаж Артемьева; чаепитие в усадебном доме – Александр Бирюков (крайний слева) и Александр Суровцев с женами и детьми.