Зарплаты у обоих категорий борковских тружеников смехотворны. Заведующий институтской лабораторией, со всеми заслугами и степенями получает около четырех тысяч, а заработки прочего персонала колеблются от... 500 до 900 рублей. Но и за такие должности народ держится – и если все-таки кто-то увольняется, то весть о вакансии мгновенно собирает на освободившееся место по 8 – 10 претендентов.
Однако самым последним штрихом к картине нынешней борковской бедности можно считать местную столовую, призванную обеспечивать научную общественность харчами. В указанной общепитовской точке нет даже подносов. Научные проблемы бледнеют перед необходимостью переносить стакан с компотом... под мышкой. Поэтому нет ничего удивительного в том, что немалая часть научных работников успела уже из Борка поразъехаться, причем, как правило, за границу. Однако уехали далеко не все, и опять-таки не патриотизм удерживал борковцев в родной стране, а сугубо местная специфика.
Дело в том, что ведомственное жилье, которое на волне эйфории начала 90-х годов прошлого столетия многие приватизировали, оказалось очень трудно продать. Больше всех повезло одному профессору, который сумел толкнуть какому-то бизнесмену свой коттедж за 30000 долларов, а после этого отбыл со столь увесистой подъемной суммой в Принстонский университет.
Единственным «промышленным проектом», который чуть было не осуществился в Борке в период экономических реформ, стало... угадайте с трех раз? Ну конечно – производство водки. Пустовавшие лаборатории в Борке есть, устройства для очистки продукта имеются, опять же производственная культура налицо... Но пока бизнесмены размышляли, водочный бум подошел к концу и выгоднее стало варить пиво. А к этому процессу Борок оказался не готов.
Поэтому подавляющее большинство борковских старожилов по-прежнему уверены, что будущее поселка должно быть связано с научной работой, которая, как ни странно, до сих пор продолжается и дает совершенно потрясающие результаты.
Одной из последних сенсаций стала совместная работа профессора В. Н. Яковлева и его ассистента Ю. В. Слынько, открывших механизм... естественного клонирования у рыб.
А начинались их исследования с того, что ученые обратили внимание на странные дела с гибридизацией, происходящие в водах Рыбинского моря. Периодически в водохранилище в огромных количествах обнаруживались гибриды леща и плотвы, которые потом непонятно куда исчезали. Странно в этих всплесках поголовья плотво-лещей было даже не межвидовое скрещивание (все-таки лещ и плотва рыбы весьма разные, хотя и нерестятся в одно время), а то, что оно не приводило к сокращению поголовья обоих видов. Скорее даже наоборот – рыбаки были уверены, что обилие таких «полукровок» сулит хорошие уловы «нормальных» рыб в следующем году.
Отчего же так? Ведь еще на уроках биологии в школе мы все учили, что межвидовое скрещивание бесперспективно, так как полученные таким образом особи не дают потомства.
Ан нет! Оказалось, дают, только делают это своеобразно. Если в первом поколении мы имеем нормальных лещей и плотвиц, а во втором – гибридных плотво-лещей, то в третьем поколении появятся... опять «нормальные» рыбы. Даже более чем нормальные – они будут точными генетическими копиями первого поколения.
Установив этот факт, исследователи сперва сами не поверили своим глазам – уж больно было чудно превзойти создателей овечки Долли, имея в своем распоряжении лишь сачки и аквариумы.
Но анализы генетических кодов подтвердили: да, полученные экземпляры рыб действительно являются клонами. Ушла на эти анализы большая часть из 90 тысяч грантовых рублей, полученных на проведение эксперимента, но фурор результаты произвели большой.
По словам профессора Яковлева, более всего западные коллеги были поражены именно дешевизной исследований – у них никакая программа генетических исследований не может стоить меньше, чем 300000 долларов.
А у нас – вот пожалуйста, голь на выдумку хитра. И перспективы от такого «гибридного клонирования» открываются такие, что дух захватывает. И не в том даже дело, что оно открывает путь к быстрому «тиражированию» высокопродуктивных образцов скота или может обеспечить исследователей идеальными контрольными группами животных. Тут куда шире – может статься, что окажется преодоленным одно из «узких мест» в мировой биологии.
– Дело в том, – говорит профессор В. Н. Яковлев, – что естественный отбор в том виде, как его сейчас понимают, штука затратная и не очень надежная. Вот представьте себе: произошла где-то благоприятная мутация. Она может закрепиться в потомстве представителя данного вида, но сие отнюдь еще не гарантировано. Получившая какие-то полезные качества особь вовсе ведь не обречена на выживание. Она, может быть, лучше переносит жару или радиацию, но бегает ничуть не быстрее прочих, и сожрать ее могут столь же легко. К тому же «закрепление» полезной мутации в потомстве тоже происходит далеко не так гладко, как кажется – для ее статистического проявления в потомстве нужен не один носитель, а сразу множество. Но откуда это множество возьмется, если мутации – штука сугубо индивидуальная?
А вот «клонирование через гибридизацию» как раз и дает возможность объяснить, откуда могут взяться наиболее приспособленные организмы в количестве, необходимом для преодоления превратностей естественного отбора. Чувствуете, как дело оборачивается в депрессивном Борке? Это ж Нобелевской премией чревато уже само по себе. А если еще удастся выяснить и механизм разделения геномов в гибриде...
Вот только для таких тонких исследований денег нет. И не то, чтобы совсем нет – на многообещающее направление иностранные гранты всегда найдутся, – нет именно явно выраженной заинтересованности власти в том, чтобы деньги эти были именно русскими. Как и доходы от полученных результатов.
А то ведь смешно, ей-богу. Из двенадцати научных конференций по проблемам внутренних и территориальных вод, намеченных Академией наук на следующий год, семь должны состояться в Борке. А обедать их делегаты будут в той самой столовой...
А коли так, то не надо будет особенно удивляться, если полученные у нас первые результаты станут пьедесталом для чьей-то славы (и не только) за океаном...
Андрей МИХАЙЛОВ.