Субботним солнечным летним вечером семья Татьяны Проценко возвращалась с отдыха из-за города. За рулем мотоцикла – муж, мать с сыном Тани – в коляске, она – на заднем сиденье.
В это лето горели торфяники и леса. Отмечалась солнечная активность.
– В воздухе витала какая-то напряженность, – вспоминает Татьяна Михайловна. – Московский проспект был пуст. Видимо, поэтому огромный КамАЗ с прицепом, выезжавший с Малой Пролетарской улицы, и решил нарушить правила уличного движения. Мы уже почти миновали поворачивающий на проспект грузовик, как перед нами возник прицеп, который муж Юра не заметил.
Я пришла в сознание от дикой боли. Мотоцикл придавил мою руку и бедро выхлопной трубой, раскалившейся от все еще работавшего двигателя. Муж погиб на месте. Травмы получили мама и сын Мишка.
Краткие проблески сознания – в машине «скорой помощи» и на столе в Соловьевской больнице. Затем вновь боль: санитарка начала снимать одежду и задела ключицу, где зияла рана. Я успела лишь спросить женщину: «А Юра?» Она, привыкшая к смертям, буднично бросила: «Погиб твой Юра». И я провалилась в небытие.
Пришла в себя в палате, где двадцать восемь коек. Жара, запах гари – окна открыты настежь. Лежу без одежды под простыней. И вдруг замечаю, что начинаю взлетать под потолок. Смотрю на свое тело сверху.
Видимо, врачи посчитали: случай безнадежный и лучше меня не трогать. Сломаны семь ребер, повреждена плевра, разрыв диафрагмы, отказывает почка. Это помимо страшных ожогов и ран на теле, сломанных отростков позвоночника и сотрясения головного мозга.
Размышляю: скорее всего, это бред. Пытаюсь за что-то уцепиться сознанием. Вижу – лежит в палате мама. Подлетаю поближе, рассматриваю на тумбочке посуду, лекарства. И вдруг меня потянуло к огромному распахнутому окну, и я вылетела из старого больничного корпуса наружу. Тело осталось в палате.
Затем – провал в памяти. Но вскоре ощущаю себя счастливой. Нахожусь в каком-то непонятном месте, где отовсюду льется яркий, неземной свет. И вдруг чувствую чье-то присутствие, хотя никого не вижу. А передо мной одна за другой возникают картины жизни. Есть среди них и те, за которые стыдно. Невидимый собеседник оценивает их с юмором: не обращай, мол, на них внимания. А я думаю: пугали нас адом, а тут такая благодать...
Затем вокруг моей персоны начинается невидимое совещание. Кто-то произносит: «Что с ней будем делать? Появилась она не вовремя да и некстати. Но уж попала, так...» И тут я услышала голос, который задал всего один вопрос: «А Мишка?» И я помчалась обратно.
Утром с обходом пришли врачи и вынесли вердикт: «Ну, теперь будет жить!» Хотя до этого, как я узнала позднее, они говорили родственникам: «Готовьтесь к худшему...»
Поправилась Татьяна не скоро. Были проблемы с почками, держалась температура. Но молодой организм победил. Сегодня, спустя тридцать лет, она полна энергии и радости. Мишка уже стал Михаилом Юрьевичем, подполковником Россий-ской армии. Подрастает внук, не-сравнимая ни с чем радость вечно молодой бабушки Тани. Спорится и работа. Да иного и быть не может. Рожденные вновь, как никто другой, ценят жизнь и счастливы этим.
P. S. В эту историю, наверное, многие не поверят, хотя состояние клинической смерти и возвращение к жизни описывалось не раз. Но, может быть, кто-то еще из самих читателей испытывал нечто похожее? Напишите нам или позвоните по телефону 30-17-65.
Владимир ШИРЯЕВ.