Мой адрес не дом и не улица
На фоне свежебелой больничной подушки одутловатое, в красных прожилках лицо Анатолия Большова кажется особенно болезненным. Ясно, что человек давно и много пьет. Вероятно, и перелом ноги, с которым он попал в травматологическое отделение рыбинской городской больницы № 2, связан со злоупотреблением алкоголем. Разговаривать он со мной не хочет. Только получив сигареты, соглашается рассказать, как дошел до жизни без надежной крыши над головой.
История Большова типична для нашего времени. После смерти матери остался один в двухкомнатной квартире на улице Солнечной. Не работал, а жить на что-то надо. Вот и решил Анатолий обменять «двушку» на комнату в коммунальной квартире с доплатой. По совету знакомой обратился к частному риелтору. Тот составил некий договор, который Большов подписал. Подписал он и доверенность, предоставлявшую дельцу право на продажу квартиры. Риелтор показал клиенту комнату, в которую тот якобы вселится после сделки. Все это время маклер подпаивал Анатолия. А когда нашел покупателей, забрал у Большова паспорт и запер в какой-то халупе, снабдив обильной выпивкой и закуской, очевидно, для того, чтобы «золотая рыбка» не сорвалась с крючка.
На эту же халупу привез риелтор и доплату. Когда Анатолий протрезвел, выяснилось, что никакой комнаты он не получит, да вроде бы и не может получить по договору. Паспорт маклер тоже не отдал. Пока были деньги, Большов не очень-то горевал, перебрался жить на дачу. Но деньги кончились, дача сгорела. Паспорт, правда, сумел выправить, но оформить регистрацию по месту жительства, чтобы устроиться на работу, не смог. Теперь летом живет в сарайчике на даче, а зимой устраивается у кого-нибудь из знакомых собутыльников.
– Ну и куда пойдешь, когда выпишут из больницы?
– Пойду куда-нибудь, – отвечает он. – Не знаю пока.
Они никому не нужны
По словам главврача городской больницы № 2 Веры Галкиной, только в их клинику за год доставляют около ста лиц без определенного места жительства. В отличие от Большова, у многих из них нет никаких документов, удостоверяющих личность. Пик поступления начинается с приходом морозов. Попадают бомжи в больницу обычно одним и тем же путем. В милицию звонят граждане, которых раздражает ночующий на лестничной площадке оборванец, или сердобольные люди, приметившие на улице лежащего человека. Милиционеры, выяснив, что перед ними бомж в плачевном состоянии, вызывают «скорую помощь». «Скорая» отвозит его в ту больницу, за которой закреплена данная территория.
Зачастую у бомжей оказываются травмы, полученные в результате драк между собой или избиения подростками, – такие происшествия периодически происходят в Рыбинске. Этих отправляют в отделения травматологии или хирургии. Десятки людей привозят с обморожениями и подозрениями на обморожение. Они попадают в хирургию или терапию. Заведующая приемным отделением горбольницы № 2 Надежда Фомичева рассказывает:
– Поступают к нам бомжи в страшном виде – грязные, с педикулезом, с чесоткой. Все проходят у нас полное медицинское обследование. Если состояние человека более-менее нормальное, вымытого, излеченного от педикулеза и чесотки отправляем опять на улицу. Но если у него сильное истощение, хотя у нас и нет социальных палат, оставляем, чтобы немного подкормить. Они ведь и больничной каше рады. Конечно, эти пациенты занимают место, необходимое для других больных, но не можем же мы выгнать их на верную смерть.
Социальные показания – основная причина, по которой бомжи требуют госпитализации. Раньше тех из них, у кого были документы, устраивали в сельские больницы, где есть социальные койки. Но сейчас больницы и на селе переполнены. А человека без документов вообще никуда отправить невозможно. Между тем обморожения, например, бывают порой настолько сильными, что приходится ампутировать ступни, кисти рук. Пациент становится инвалидом, но куда его пристроить – об этом голова болит пока только у медиков.
Выписываемые на улицу люди вскоре возвращаются в больницу с новыми заболеваниями. На фоне истощения организма в результате переохлаждения зачастую возникает пневмония. Несмотря на дорогостоящие антибиотики, применяемые для лечения, чаще всего болезнь заканчивается смертью.
– Вообще-то всех бомжей можно поделить на две категории, – рассказывает Фомичева. – Первая – это потерявшие квартиры, опустившиеся, спившиеся люди. Хронический алкоголизм приводит к утрате памяти, нарушению мышления, практически к потере человеческого облика. А вторая – это приходящие из мест лишения свободы. Если человека здесь никто не ждет, если у него нет жилья и регистрации, он не может устроиться на работу, начинает бродяжничать и спиваться. Ведь нередко выходят из заключения молодые, работоспособные и не желающие больше преступать закон, а получается так, что общество само подталкивает их по наклонной вниз, потому что никому эти люди не нужны, никто не занимается их проблемами.
Что делать?
Известный рыбинский писатель Михаил Рапов, мемориальная доска в память которого установлена на доме, где в подвале порой ночуют и бомжи, когда писал свой исторический роман о бурлацкой столице «Зимогоры», вряд ли мог представить, что вскоре мы опять столкнемся с проблемой бездомности. Аббревиатура «бомж», перекочевавшая в разговорный язык из милицейского канцелярита, редко употреблялась в разговорах советских обывателей, потому что сами бомжи в те времена были редкостью. Та власть для борьбы с этим явлением разработала целую систему мер.
Тогда всякий желающий работать не мог остаться без жилья – любой более-менее приличный завод мог предоставить койку в общежитии. Для тех, кто трудиться не хотел, существовали меры принуждения. Такой гражданин отправлялся или в «места не столь отдаленные» за «злостное тунеядство», или в лечебно-трудовой профилакторий за «систематическое пьянство». Тунеядцы работягами, конечно, не становились, и от алкоголизма в ЛТП редко кто излечивался, но общество все-таки не давало опускающемуся человеку свободно катиться вниз по наклонной до самого конца, до голодной смерти в подвале или на чердаке.
В рыночной конкурентной среде между индивидуумами складываются довольно жесткие отношения. И в каждой стране с такими экономическими условиями десятки и сотни тысяч людей не могут приспособиться к реальности. Не является исключением и Россия. Безработица и порождаемая ею психологическая неустойчивость, повальный алкоголизм, основанный на употреблении дешевых денатуратов, служат благодатной почвой для распространения бродяжничества. Проблемы, порождающие его, – общенациональные и даже общечеловеческие, решить их в границах отдельно взятого муниципального образования невозможно.
Но в то же время, согласитесь, безнравственно спокойно смотреть, как обреченными на гибель живут в подвалах города сотни опустившихся, но все-таки людей. В любом развитом демократическом обществе есть целая система мер по поддержке тех, кто оказался на обочине жизни, потому что среди всех прав личности приоритетным считается право на жизнь. И надо понять, что проблема бомжей касается не только власти, хотя давно назрела необходимость создать в Рыбинске по примеру Ярославля спецслужбу, которая могла бы одним предоставить шанс возвращения к полноценной жизни, а тех, кто к этому не способен, определять в специальные заведения социального призрения. Кстати, еще в XIX веке в Рыбинске был организован ночлежный дом, где могли найти приют на ночь около ста беспризорных. В 1900 году его перевели в новое здание, вмещавшее уже 200 человек. Средства на его содержание выделялись из городской казны.
Не можем оставаться в стороне и мы, если считаем себя людьми с моралью, краеугольный камень нравственности которых – любовь к ближнему. На Западе существует множество частных благотворительных организаций, помогающих нищим и бездомным. У нас же пока их нет. Как здесь опять не вспомнить купеческий Рыбинск: в 1899 году только на учреждение дома трудолюбия, призванного обеспечить работой и пищей безработных, купцы и зажиточные обыватели пожертвовали более 40 тысяч рублей – сумму по тем временам огромную. А сейчас, увы, без всякого вспомоществования гибнут на улицах бывшей бурлацкой столицы новые зимогоры, судьбой которых озабочены только рыбинские медики.
Анатолий СМИРНОВ.