Пишу письмо на Родину

Село уже и тогда просто по привычке селом называлось, церковь разрушилась, домов на берегу Могзы оставалось совсем мало. В доме Смолкиных печаль поселилась на всю войну. Клавдия Степановна несколько раз пыталась что-то узнать о судьбе мужа, но ответы приходили одинаковые: без вести пропал. Семья уже и не ждала его. Праздник Победы встречали в деревне горько-радостно – почти каждый дом отдал ей свою долю.
А Смолкиным вдруг пришло письмо. Из-за границы, из Германии. Небольшое письмецо, но оно как будто жизнь подарило и постаревшим родителям Николая, и Клавдии, и мальчикам. Николай писал, что провёл эти годы в немецком плену, освободили его из лагеря американцы, сам до сих пор не верит, что остался жив. В тот день в старый смолкинский дом дверь не закрывалась – а, может, и наш Пётр, и наш Павел...
Но увидят земляки Николая только через год. Как и все военнопленные, он проходил строгую проверку, работал в Подмосковье. А потом сообщил – выезжает, от Борисоглеба тридцать километров пешком дойдёт. Клавдия в тот октябрьский день с утра направилась встречать мужа. Как произошло это свидание, потом не рассказывала, только место обозначила – возле села Вощажникова.
Пришли они под вечер, а всё село уже ждало их с нетерпением, на Николая смотрели, как на чудо. Он и выглядел необыкновенно: в американской военной форме, в невиданных английских ботинках, бегло говоривший по-немецки, постаревший, а для детей и вовсе вроде бы чужой мужик. Не сразу привыкли. Долго дома не сидел, пошёл сразу же на свою лесную службу. А в семье, как грибы-боровички, вскоре появились один за другим ещё три сына – Михаил, Владимир, Василий.
Александр уже подростком был, в Вощажниковской школе учился, был любознателен до чрезвычайности. Вскоре после возвращения отца попала ему в руки немецкая записная книжка, а там стихи, мелконьким знакомым почерком написанные – «Письмо на Родину». Поразило его это необычайно: отец, окончивший три класса, и вдруг – стихи. Хоть и без точек и запятых, без рифмы. Осторожно вырвал страничку и припрятал хорошо. Правда, отец никогда пропажи не хватился. Не до стихов было. Брат-близнец Алексей погиб где-то, могилу даже не нашли. Младший, Василий, на фронт попал в 1943 году, слава Богу, домой вернулся, хоть и раненный. Сам Николай всё ещё не верил, что из кошмара выбрался.

Пишу письмо родным
в Россию,
Не знаю, жив ли кто из вас.
Меня в живых
вы не считали,
Но жив я всё же и сейчас,
Много лет с вами
в разлуке,
Расстался с вами молодой.
Теперь я много изменился –
Почти совсем уже седой.
Страна фашистов
ненавистна,
Три года мне
пришлось страдать,
В живых не думал
я остаться,
И вас, родные, не видать...
Все годы, вплоть до 1953 года, отца регулярно вызывали в Ярославль, в «серый дом», дотошно выспрашивали о настроении в леспромхозе, о разговорах. Ну он лишнего не рассказывал. После смерти Сталина вызовы прекратились.
А страничка из блокнота лежала у Александра. Клавдия была твёрдо убеждена, что самое главное – образование детей. Александр окончил техническое училище, после армии – техникум, а потом – заочный экономический факультет МГУ! Проработал около двадцати лет на моторном заводе.
Виктор начал со строительного техникума, а закончил заместителем директора по строительству на заводе дизельной аппаратуры. Два брата живут и работают в Вощажникове, двоих уже нет. Солдат Николай Смолкин умер в 90 лет. Памятник ему от военкомата поставлен на здешнем заброшенном кладбище. Награды его и детей – отражение исторических вех России. У отца – орден Отечественной войны второй степени, у Александра – медаль за освоение целинных земель, у Виктора – «Знак почёта» за сооружение многих объектов в Ярославле, в том числе и ЯЗДА, где он работает, и дома на проспекте Машиностроителей, где живёт...
А стихи военнопленного Смолкина дождались своего часа – Александр принёс их в редакцию. И рассказал, ради чего страдал и для чего вернулся отец в сороковые годы – вырастил шестерых сыновей, теперь внуки берегут фамилию предков. У того же Александра – сын подполковник, дочь – педагог.